- Какие эмоции тогда обрушились на тебя? Получилось сразу осознать, что происходит на самом деле?

В этот момент я понял, что значит выражение «земля ушла из-под ног». Ощущение будто ты упал и нет сил идти дальше, вокруг все замерло, ничего не слышно, это, вероятно, и есть шоковое состояние. Через несколько секунд включился, как по щелчку, и побежал. Так быстро я никогда не бегал.
Врываюсь домой, начинаю метаться по комнатам, никого нет дома, потом без сил падаю в кресло и начинаю рыдать. Через несколько минут заходит мама, я прошу ее объяснить, что происходит. Спрашиваю, за что забрали папу, он ведь у нас хороший.
Она мне сообщает, что сейчас зайдут какие-то люди, будут проводить обыск в нашей квартире и мне лучше уйти из дома.
Я ушел. Но от этого был еще в большем шоке. Вопросов было много в голове: для чего обыскивать нашу квартиру, что могло произойти… Я не помню детали. Какая-то прострация – как будто я в параллельной вселенной. А все проблемы, точнее всё то, что раньше казалось проблемами, в один момент стало таким неважным.
Вернулся домой я только около четырех часов ночи. Мама в этот момент ходила по комнатам и собирала разбросанные вещи. Такое я видел раньше только в кино: все вверх дном, мебель, одежда, матрасы валяются отдельно от кроватей, в общем, ужас какой-то.
Я постарался поспать хоть немного, так как утром снова нужно было идти в школу. Но не смог уснуть. Надежда была, что в школе получится немного успокоиться и отвлечься.
Несколько дней мы пытались понять, что же происходит. Единственное, что было понятно: это связано с папиной работой. Я слышал до этого, что компания, где работал папа на протяжении многих лет, в данный момент испытывает определенные трудности. Папу несколько раз вызывали на допросы. Но конкретной причины, за что арестовали папу, я так и не сумел понять.
Спустя несколько дней я вышел с друзьями из школы и обратил внимание на трех незнакомых мужчин, которые стояли по разные стороны от школьного крыльца и наблюдали за мной. Никогда прежде я их не видел. Мы с друзьями разошлись по домам, двое мужчин пропали из виду, а один пошел за мной. Слава Богу, со мной тогда ничего не произошло, но я понял, это слежка, контроль, ставший постоянным. С того момента у нас на районе стал появляться каждый день один и тот же патрульный отряд из трех человек, они частенько спрашивали у меня: «Не найдется ли закурить?».

- Неужели каждый день?

Да, каждый день. Я запомнил их лица. Однажды, возвращаясь домой, я вновь заметил эту троицу. Шли за мной, почти шаг в шаг. Я сделал вид, что слушаю музыку в наушниках, а сам при этом выключил звук и пытался расслышать, о чем они между собой говорят. Вдруг один из них обратился ко мне: «Молодой человек!». Я напрягся, так как никогда не имел дело ни с полицейскими, ни с участковыми, но решил подойти к ним и поздороваться.
Они попросили меня купить им какие-то продукты в магазине, объяснив, что сами не могут этого сделать, так как на службе. Я согласился. Один из парней предложил зайти во двор, чтобы отдать мне деньги. Якобы там их ждали товарищи. А я знаю каждый двор своего района. Тот закуток, куда он предложил завернуть, не освещался, был весь в зарослях, и там никогда не было камер видеонаблюдения. Я подумал, что-то здесь не так, сказал, что очень спешу к репетитору, и убежал.
Потом я стал замечать машину у нас во дворе, в которой сидел мужчина и смотрел на меня, даже не пытаясь это как-то скрыть. Он наблюдал и что-то писал все время в телефон. Он не выглядел как бандит, а больше был похож на государственного служащего, при исполнении, так сказать.

Поэтому не стали настаивать на проведении экспертизы и на организации полноценногорасследования. Все понимали, что лучше сидеть и помалкивать,радоваться, что остальные живы, ведь неизвестно было, как такая активность скажется на всех нас.

- Обыски больше не повторялись?

Был еще один странный обыск, но не в квартире, а в нашем доме. Там не было, такого погрома, но сотрудники органов вели себя неадекватно: они нашли игрушечный пистолет (легкий, пластмассовый, пистолетик, абсолютно не похожий на боевое оружие). На камеру при понятых сказали, что нашли у нас оружие. Несколько раз предлагали мне выйти из дома, просили, чтобы я им показал гараж, но вмешалась старшая сестра, и не разрешила, сказав, что я еще несовершеннолетний.

Отца я увидел только спустя полгода, в Астане. Мы совершенно случайно узнали от какой-то женщины в ИВС, что всех бипэковцев, мужчин, этапировали в Астану. То есть не было никакого официального уведомления с указанием даты и места. Ничего. К папе, как и к остальным задержанным сотрудникам БИПЭКа, не могли попасть ни адвокаты, ни общественные защитники, к ним не пускали никого.
За эти 6 месяцев на фоне стресса у меня ухудшился иммунитет, я стал часто болеть, не мог уснуть, мне было очень тяжело морально. Не мог сконцентрироваться на учебе, был постоянно в подавленном состоянии. Мама попросила никому не рассказывать до тех пор, пока все не прояснится. Сестра все это время пыталась добиться статуса общественного защитника.

- Как происходило этапирование? Удалось впоследствии что-то узнать?

Папа мне рассказывал потом, когда мы увиделись, как это было: их вывели на улицу ночью по одному, как каких-то террористов, руки за спиной в наручниках, на ногах - оковы, на головах - мешки, шли в позе «ласточки». На микроавтобусах доставили в Семипалатинск, а оттуда спецбортом – в Астану. В городе слухи ходили, что самолет предоставила наша же, усть-каменогорская, компания «Казцинк». А сопровождал их целый отряд спецназа.
Во время перелета папе и остальным задержанным неоднократно угрожали. В первой половине пути они между собой пытались выяснить, что происходит, за что и куда их везут, в ответ услышали фразу: «Сейчас «договоритесь», отправитесь вслед за Антоном». «Договоритесь» — это я очень сильно смягчаю. Когда у папы онемели руки от наручников, он попросил их ослабить, один из спецназовцев ему сказал: «Заткнись, а то вообще не доедешь»,- и ударил папу прикладом по голове.
Я не могу поверить, что так обращаются со всеми, кому предъявляют еще недоказанное обвинение в мошенничестве, пусть даже в крупном размере. Банк, как истец, и ДЭР, как следственный орган, даже сумму ущерба не смогли рассчитать и обосновать. Но дело стряпают.
Их привезли в здание КНБ. А если говорить по факту, то ОНИ ПОПАЛИ В АД. Иначе это место я не могу назвать. Шестерых наших мужчин, не жалея никого, выставляли в этот длинный коридор (продол, спецпродол – в тюремной лексике) и устраивали издевательства. С самого первого дня им приходилось терпеть ежедневные физические и моральные пытки и унижения.
Когда кто-то падал в обморок, его «приводили в чувства» ударами дубинок. Вы представляете, если так приводили в чувства, то как тогда пытали?! Разнообразие издевательств, которым подвергались сотрудники БИПЭКа с целью получить нужные показания, заслуживает отдельного рассказа. У папы на губе остался шрам, но не от простого удара: папу за руки привязали к решетке, чтобы он не доставал ногами до пола, так он висел достаточно продолжительное время. Затем к нему подошел сотрудник КНБ, спросил, готов ли папа дать показания так, как они ему скажут, папа отказался. После чего ему зажали нос, чтобы он не мог дышать, естественно папа стал дышать ртом, приоткрыв его, в этот момент ему в рот засовывают раскаленный кипятильник. Эта ожоговая рана впоследствии загноилась, сами понимаете, ее ничем не обработали. Он долгое время не мог есть, пить, даже дышать ему было больно.
У меня, честно говоря, до сих пор не укладывается все это в голове, я никогда не мог подумать, что это может происходить в наше время, тем более, с моим папой. Как государственный орган, который должен защищать своих граждан, может так чудовищно, бесчеловечно истязать людей?!
Папа говорит, что он рассказал нам только часть того, что им пришлось пережить, как говорится, цветочки. И что самые жуткие пытки он даже озвучить не может. Иначе все, кто услышит об этом, потеряет веру в человечность.

Наша первая встреча с отцом состоялась в конце февраля-начале марта 2022 года, не помню точную дату. Помню точно, что это было после январских событий. Как бы ни звучало это цинично, но после них у нас появилась хоть какая-то надежда. Показания, добытые под пытками, аннулировали и даже зарегистрировали дело о пытках. Мы прилетели в Астану и остановились у бабушки. Подготовили сумки с продуктами, и приехали к зданию. Там стояли люди в ожидании, некоторые занимали очередь с двух, трех часов ночи. В очереди мы простояли несколько часов, наблюдая, как железные ворота открываются и на территорию въезжает автозак.
Когда наконец стали запускать людей, человек по 10, мы передали сумки и все на этом. Папу я так и не увидел, хотя его должны были везти на обследование в больницу. Сказали, не хватило машин.

На следующий день в надежде, что папу все-таки привезут на обследование и наша встреча состоится, мы приехали в больницу заранее. Минут через 30 подъехала полицейская машина, сначала из нее вышел человек в форме, а за ним, пристегнутый наручниками, в шапке и медицинской маске на лице, хромая, шел папа. Когда я его увидел, мне стало плохо, ноги обмякли, я навалился на стену. Мама меня встряхнула и сказала держать себя в руках, чтобы не расстраивать папу.
Его привели ближе, но я его не мог узнать. Ведь он всегда был крепким, поддерживал себя в форме. А мужчина, которого я увидел, был худым и осунувшимся. Иной взгляд, совершенно другой человек.
Я хотел его обнять, но конвоиры меня отталкивали. Не грубили, но сказали, что прикасаться к папе запрещено. Ощущение было, будто они привели Усама Бен Ладена какого-то.
С него сняли шапку, маску и разрешили говорить. Беседа наша была недолгой. Ведь в это время его принимал врач. Он успел сказать, что не чувствует теперь правую ногу (понятно, в результате чего).
Я это слушал и думал, как же нам повезло, что в Казахстане произошли январские события. Для кого-то это трагедия, а для нашей семьи – благо. Еще чуть-чуть и папа мог остаться инвалидом или вовсе умереть от таких чудовищных пыток. Вы даже представить не сможете, как тяжело было это наблюдать.

Я боялся, что его не увижу больше никогда. Когда его увели, мы не плакали, мы просто рыдали с мамой.
Мы вернулись в Усть-Каменогорск. Занимались делами, общались с адвокатами, пытались сделать все возможное и невозможное и ждали.
Позже мне удалось увидеть пару раз папу в ДЭРе (прим. – Департамент экономических расследований, следственный орган) города Усть-Каменогорска. Первый раз - через забор, в то время, когда всех выводят покурить. А второй – когда разрешили привезти ему кофе. Помню в тот день у меня была итоговая контрольная, но я отпросился с нее, сказал, что сдам позже. Кстати, отдельное спасибо - учителям, они с пониманием относились ко мне лично и к нашей семье. Встреча с папой, пусть даже пятиминутная, была для меня намного важнее контрольной.
Спустя несколько месяцев мама сообщила мне радостную новость: «Папу отпускают под домашний арест, по состоянию здоровья». Счастью не было предела, ведь я так ждал этого дня.

Встречать папу ездила сестра, мы с мамой увидели его уже дома. Естественно, были счастливы, для нас это была большая победа. А вот у папы не было сил даже радоваться. У него был болезненный вид, на теле корсет для поддержки позвоночника, абсолютно пустой взгляд. Еще несколько недель после смены заключения на домашний арест он приходил в себя, целыми днями смотрел в одну точку. Не всегда отвечал, когда мы с ним разговаривали. Невозможно было на него смотреть без слез. Такое ощущение, будто человек, переживший ужасы концлагеря, вернулся с войны.
То, что ему пришлось пережить, не забылось до сих пор. Спустя какое-то время он стал потихоньку рассказывать, как над ними издевались. Морально в том числе. Он сказал, что ему показывали видео, присланное от того человека, который следил за мной. И говорили, если он не даст нужных показаний, то через 15 минут ко мне придут люди, подкинут что-нибудь и заберут лет на 10–15.
Как можно пережить такой стресс и вернуться к нормальной жизни?! Я лично не знаю.
Полтора года папа находится дома. Слава Богу, его психоэмоциональное состояние приходит в норму. Он, конечно, вспоминает тот ужас, но уже не так часто. Затянувшийся судебный процесс не дает забыть.
Год шло ознакомление сторон с делом. Первый раз суд заседал в июле 2023 года. Месяцы, даже годы идут, а папа еще не на свободе. Более того, в ходе следствия бипэковцев лишили статуса пострадавших в деле о пытках. Аргумент был следующий: «Не убили, значит пыток не было».

В прошлом году судебная коллегия по уголовным делам Восточно-Казахстанского областного суда подтвердила существенные нарушения уголовно-процессуального законодательства в ходе досудебного расследования по делу топ-менеджеров группы компаний «БИПЭК АВТО – АЗИЯ АВТО» и отправила #делоБипэка на доследование. Недавно назначена дата очередного судилища – 23 апреля.
Остается только ждать. Это ожидание давит, не передать как. Учитывая то, с кем нам приходится бороться, ожидать можно, чего угодно. Судебный процесс продолжается, а значит, продолжаются стрессы и переживания. Адвокаты и защитники выступили с ходатайствами о закрытии дела на предварительных слушаниях, но судья отклонила все ходатайства.

- Филипп, ты же осознаешь все риски, выходя в открытое информационное пространство?

Я думал об этом. Я абсолютно осознанно пошел на это. Я недавний выпускник школы. У меня нет специального образования. Нет уверенных навыков монтажа и съемки. Соцсети для меня всегда были каналом коммуникации с друзьями. Информации в СМИ недостаточно. Да, выходят периодически новости о деле Бипэка в разных источниках, но в этом потоке столько недосказанности и информации, далекой от действительности, столько лжи, особенно в заказных статьях, проплаченных государственными чиновниками, затеявшими весь этот кошмар, готовыми любыми способами глубоко зарыть всех нас.
Безусловно, есть и те СМИ, кто нас поддерживает, рассказывая всем, какие ужасы вообще происходили, что все это действительно было и было не просто так, и все задержанные бипэковцы не мошенники, не крали баснословные суммы, вообще никакие суммы, у кого бы то ни было.
Да, мы все, кто прошел через эти два с половиной года ада, настолько устали, что, кажется, сил нет никаких, но мы готовы бороться за правду до последнего. Готовы организовывать митинги, изучать многотомные кодексы, сотни томов уголовного дела и коробки с вещдоками. Готовы говорить. Это наше конституционное право. И как бы ни пытались в стране ограничивать свободу слова, мы не остановимся. Я не остановлюсь.
Ведь была спец тюрьма, пытки были, люди были, которые могут подтвердить все это, громкие дела есть, по которым руководитель Пятого департамента КНБ, заведовавший пыточной тюрьмой КНБ, господин Искаков, сейчас в тюрьме. Пытки пережили не только сотрудники БИПЭКа, есть громкое дело золотников из Семея, над которыми издевались не менее жестоко.
Мы вынуждены выходить в эфир. У нас не остается другого выхода. Мы понимаем: государственный маховик, запущенный чиновниками-рейдерами, практически невозможно остановить, государство просто не может открыто признать такой беспредел. И всем, кроме нас, было бы хорошо, чтобы, как максимум, эта история канула в лету, как минимум, чтобы мы замолчали. Будут продолжаться эти дикие, не поддающиеся разумным объяснениям попытки, все замять и заставить нас молчать.
Не удивлюсь, если будут предприняты и к нам, кто пытается защищать незаконно лишенных свободы, репрессивные меры.
Мы хотим добиться справедливости, мы хотим, чтобы виновные понесли наказание, а невиновные обрели долгожданную свободу и вернулись к нормальной жизни. Если мы будем просто сидеть, сложа руки, молча ждать, то нашим родным придется страдать и дальше, непонятно за что. А самое главное, граждане нашей большой страны, слышащего и справедливого Казахстана, как пишут сейчас в учебниках, так и будут подвергаться преследованиям и жить в страхе, в молчании, опасаясь, как бы хуже не вышло. Тирания в 21 веке. Не сон, не фантазия. Моя, наша и ваша реальность.

Беседовал Андрей Мерчинский
Фотографии из личного архива Филиппа Борзых

Телеграм-канал ИДУ ПО СЛЕДУ, сайт www.posledu.info