20 сентября 2021 года вечером мне позвонила мама и сказала, что папа и его коллеги арестованы. Мама предположила, что их задержали для очередного допроса и скоро должны отпустить. Я реалист, сразу поняла: если произошел арест, их уже не отпустят. Мы не знали, за что их задержали. Никто ничего не пытался объяснить. Никто из нас до этого даже предположить не мог, что папу арестуют. Был только страх.
Не было никакой поддержки. С нами боялись поздороваться, не то что заговорить. Коллеги запуганы, близкие запуганы, СМИ запуганы, адвокаты и те – запуганы. Все боялись новых арестов. Все понимали, что для задержания повод не особо нужен. В этом прессинге мы жили и живем. Один на один с системой. Либо мы ее, либо она нас.

Нет. Спустя несколько дней после ареста мы узнали, что их этапировали из ИВС Усть-Каменогорска в СИЗО Астаны. Но этапировали их незаконно и необоснованно. Об этом нас никоим образом никто не удосужился уведомить вопреки всем правовым нормам. Документов о том, как они оказались в Астане – до сих пор нет. Нам пришлось обзванивать все учреждения ИВС, СИЗО, чтобы узнать, где наши родные.
Этапирование происходило как в страшных фильмах: задержанные с мешками на голове, руки за спиной в наручниках, в сопровождении бойцов Арыстана и служебных собак, с оскорблениями и рукоприкладством. Только в фильмах так этапируют опасных террористов, а не людей, задержанных по экономическим статьям, вина которых еще не доказана.
Уверена, что в Астану их увезли потому, что там на территории СИЗО имелась спецтюрьма 5 департамента КНБ РК, где людей изолируют от всех и пытают, выбивая необходимые следствию показания.

Маму незаконно признали свидетелем по делу, хотя никаких документов, никаких протоколов она не подписывала. Этот факт исключил для нее возможность получения статуса общественного защитника, который приравнивается к статусу адвоката и дает право иметь ежедневные свидания с арестованным. По сути, маме таким образом запретили видеться с папой. Еще один метод варварского психологического воздействия.
Поэтому я была вынуждена подать документы. Было сложно. В январе 2021 года я стала мамой, у меня было много забот. В итоге мне, с маленьким ребенком на руках, в один момент пришлось переквалифицироваться в юриста. Часто приходилось отлучаться от ребенка, летать в Астану. Буквально за несколько недель пришлось выучить уголовный кодекс, который я знать не знала, я была далека от этой специальности. Я экономист и психолог по образованию.
В конце ноября, наконец получив статус общественного защитника, прилетела в Астану, чтобы увидеться с папой. Как сейчас помню этот день. Попасть в СИЗО Астаны – дело не из легких, чтобы просто отдать передачку, нужно занять очередь в 2-3 часа ночи. Мы пришли вместе с адвокатом. Но меня не пустили из-за отсутствия гербовой печати на документе. Следователь из Усть-Каменогорска по телефону сказал мне, что они не заметили этого. Спустя какое-то время я поняла: это просто очередное издевательство такое. Все родные задержанных бипэковцев столкнулись с этим же.
Я не сдалась. Очень хотела увидеть папу. Звонила каждые пять минут следователю, чтобы решить вопрос. В итоге мне поставили электронную печать. Я прошла все проверки, наконец меня запустили.

Я увидела папу со спины в одной из комнат, он не знал, что мне удалось добиться разрешения, ждал только адвоката. Он повернулся ко мне, мы обнялись и просто заплакали. В тот день я увидела папу впервые после его ареста, спустя два месяца… (со слезами на глазах вспоминает Кристина). Первые минуты нашей встречи мы, действительно, просто обнимались и плакали. Поговорить в тот день толком не смогли. Даже несмотря на то, что нам нечего было скрывать, обсуждать какие-то личные семейные вопросы или ту же линию защиты под пристальным вниманием посторонних людей, камер, диктофона под столом, как-то неловко.

Первая наша встреча длилась минут двадцать. Тогда он не сказал мне, что их пытают. Сказал только, что безумно рад, что увидел меня и что ему теперь намного легче. Ему важно было знать, как мы, как мама, как брат, что с нами всё в порядке. За нас он переживал больше, чем за себя. Потом мы узнали причину его беспокойства. Ему приносили видео, на котором видно, что за нами следят и говорили, что брату могут в любой момент подкинуть запрещенные вещества, а маму найдут где-нибудь в поле изнасилованной.
В тот день папа попросил меня задержаться на несколько дней, чтобы я смогла прийти к нему еще раз. Оказывается, для него мои визиты были хоть какой-то гарантией, что его не изобьют до смерти.

В декабре я прилетела вновь. У папы был взволнованный и серьезный взгляд. Первым делом он сказал: «Вызови адвокатов, нас избивают очень сильно. Я не знаю, что будет дальше… Если я подниму футболку, ты будешь в шоке».
Я была в ужасе. Меня начало трясти от услышанного, папа буквально заставил меня успокоиться. Он был очень встревожен. До этого адвокат уверяла нас, что их не бьют. Оказывается, папа не разрешал говорить об этом. Так как в СИЗО им дали понять, если они откроют рот, то будет только хуже. Мы хотели подать множество ходатайств, но папа запретил. Лишь повторил, чтобы адвокат прилетела как можно скорее. Но адвокат прилетела только спустя несколько дней. Позже мы узнали, что и адвокату тоже угрожали. И ей, и членам семьи. У одного из адвокатов по делу Бипэка даже прослушку в машине находили. Все наши автомобили, в том числе и папин, были в прослушках. За ним следили еще задолго до ареста и до того, как официально было написано заявление беглым банкиром Кайыпом и сформирована МСОГ (Межведомственная Следственно-Оперативная группа – прим. А. Мерчинского) по делу Бипэка. Это все было спланировано, сейчас мы в этом уверены.
Факт побоев тогда не зафиксировали. Это смогли сделать только после Кантара (беспорядки, вспыхнувшие по всему Казахстану в январе 2022 года - прим. А. Мерчинского). В итоге возбуждено уголовное дело о пытках в СИЗО Астаны, где папа и его коллеги были признаны потерпевшими.
Я лично присутствовала на очных ставках с теми людьми, кто подтверждал и показывал, как бил моего папу и других задержанных. Он рассказывал все это, глядя мне в лицо. В том числе и о том, что кипятильник совали в рот. И о том, что исполнители это делали по поручению руководителя МСОГ, чтобы выбить определенные показания из наших родных. Я бы не стала это все говорить, если бы я там лично не присутствовала и лично своими ушами не слышала.
Сейчас несколько сотрудников КНБ осуждены за пытки по делу семейских ребят. А все бипэковцы исключены из состава потерпевших по непонятной причине. Да, приходили официальные документы, но, по сути, это были просто отписки. Нам говорили: «Они же живы… Не убили, значит пыток не было».
Мы обязательно добьемся, чтобы нам вернули статус потерпевших в деле о пытках в СИЗО Астаны. Мы не можем это оставить просто так.

После перенесенных пыток у папы серьезно пошатнулось здоровье. Была отбита спина, были отбиты ноги, били и по голове, в результате чего, папа стал плохо слышать правым ухом. Медучреждения им разрешили посещать только в конце января 2022 года, после того, как был арестован Масимов. Папу свозили на МРТ, на прием к кардиологу, невропатологу, но о стационаре в Астане даже речи не шло. Потом удалось добиться перевода папы в Усть-Каменогорск и того, чтобы его поставили на очередь на операцию позвоночника. Когда у папы взяли все анализы, выяснилось, что у него химическое повреждение почек, в связи с тем, что ему на протяжении долгого времени давали сильные обезболивающие препараты, без которых он элементарно не смог бы двигаться. Пришлось ждать восстановления почек, спустя несколько месяцев мы вновь записались на операцию.
Но и здесь было не все просто. Утром, в день операции я приехала с документами за папой, а меня отправили к начальнику СИЗО. Я со страхом захожу к нему, и он мне говорит: «Кристина Дмитриевна, сегодня пятница, завтра выходной, может заберете папу на операцию в другой день?»
Сказать, что я была в шоке – ничего не сказать. Мы ждали этого дня несколько месяцев! Мы дважды стояли в электронной очереди… если отменить операцию, то неизвестно сколько снова придется ждать, а папе лучше не становилось. Возможно, еще немного и ему пришлось бы передвигаться в инвалидном кресле.
Я умоляла его отпустить папу на операцию. В итоге они привезли его в больницу только в пятом часу вечера, когда половины медперсонала уже не было. Я готова была на руках вернуть медсестру, которая регистрировала папу. И я благодарна ей за то, что она пошла нам навстречу, оформила папу и его госпитализировали.
Во время операции обнаружили, что с позвоночником все гораздо сложнее, операция шла дольше, поставили два вида анестезии. Естественно, после наркоза он даже двигаться не мог, но по регламенту, он должен был быть пристегнут наручниками одной рукой к кровати, при этом его охраняли два конвоира. Чтобы попасть к нему, я должна была каждый раз брать разрешение в СИЗО.
20 июля наши адвокаты ходатайствовали о том, чтобы перевести папу на домашний арест, так как реабилитация в условиях СИЗО невозможна и операция просто потеряет всякий смысл.

Когда судья поддержала ходатайство и сказала, что Борзых Дмитрий Сергеевич переводится на домашний арест, плакала даже наш адвокат.
Мы не верили, что нас наконец-то услышали. Учитывая, что мы подавали ходатайства несколько сотен раз, одобрение судьи мы получали не более 5 раз.
Мы приехали забирать папу с мужем и дочкой. Почти год папа не видел свою внучку. Он был счастлив, но, к сожалению, не мог даже на руки ее взять.
Когда мы приехали домой, папа еще долго приходил в себя, вспоминал все, внимательно рассматривал, радовался тому, что из крана льется горячая вода, что можно открыть окно, что в санузле есть дверь. Радость была какая-то своеобразная, больше похожая на удивление. У папы был другой взгляд, он мог подолгу молча смотреть в одну точку. Те, кто знал его раньше, не узнали бы его сейчас. Тот, кто не сталкивался с подобными ужасами, наверное, не сможет понять нас.

После того, как Антона Ненахова нашли повешенным в лесополосе после очередного допроса, стало страшно о чем-либо говорить, писать в соцсетях. Мы даже дома шептали. Поняли, какие возможности есть у спецслужб, если им даже смерть человека сходит с рук.
Когда мы узнали о пытках, мы хотели трубить во все СМИ. А как еще? Такое резонансное дело: задержали людей ни за что, их пытали, над ними издевались, угрожали родным, угрожали адвокатам. Естественно, мы писали в СМИ. Лично я многократно обращалась в СМИ. На что мне отвечали, - вы видите, ваши посты блокируют, ваши страницы блокируют, мы этого не хотим. То есть было прямое указание сверху, что никак не освещать историю Бипэка.
Потом десятки или даже сотни раз мы просили разрешить провести нам мирный митинг в поддержку. Но нам все время приходил отказ из акимата в связи с тем, что именно в этот день и в этом месте запланировано какое-то мероприятие. И каждый раз это было просто враньем, ничего не проводилось, у нас есть видеофиксация каждого такого «мероприятия». После того как Ахметов ушел с поста акима, нам один раз разрешили провести митинг, там собралось достаточно много людей, которые поддерживали нас, те же родные семейских ребят приехали. Но повторю, это был один единственный раз.

Год назад было первое судебное заседание, тогда наше дело отправили на доследование по причине того, что не было доказательств вины наших родных.
Документы для изучения нам передали, если можно так сказать. Все было просто в ужасном состоянии: в пыли, в грязи, будто по ним ногами ходили. Смято комком, большая часть вообще ликвидирована. Был такой момент показательный, как МСОГ обращается с документами: во время обыска в кабинете папы вскрыли сейф, вытащили оттуда его паспорт и демонстративно выбросили на пол.
Комната, где хранились вещдоки очень маленькая, 10-12 квадратных метров. И в ней груды коробок с документами. Никакой упорядоченности, что-то в одном месте валяется, что-то в другом. Если такое отношение к вещественным доказательствам, тогда я понимаю, почему их было так легко своровать. Чем и воспользовался один из следователей. В том числе были украдены личные вещи родителей, при этом потерпевшей стороной признан ДЭР, а не мы.

Сложно дать однозначный ответ. Да, наш папа и его коллеги сейчас на домашнем аресте. Слава богу, палачи не творят свой беспредел. Сейчас проходят главные судебные слушания, но, не смотря на то, что процесс открытый, по ходатайству прокурора запретили видео, фото и аудио фиксацию, якобы это будет мешать процессу и оказывать давление на судью. Позже запрет распространили только на видеофиксацию. Мы стараемся добиться разрешение на видеосъемку, мы хотим, чтобы люди увидели, что происходит. Наше дело, вопреки всему, уже предано огласке, правду скрыть невозможно.
Только на одном из последних слушаний, мы узнали в чем обвиняют папу. Мой отец до момента задержания являлся директором службы безопасности и сейчас следствие ему вменяет то, что он обеспечивал охрану объектов, а также был ответственным за инкассацию денежных средств. Считать это виной абсурдно, ведь это его прямые обязанности, которые были описаны в должностных инструкциях. Правда, они непонятным образом были ликвидированы из дела. Но, к счастью, должностные инструкции у нас сохранились.

А как жить-то, если не верить? Мы абсолютно точно можем говорить: наши родные оказались заложниками. Суд не просто так же запретил фиксацию процесса на фото, видео и аудио-носители, потерпевшая сторона – представитель Жусан банка прямым текстом на одном из первых заседаний заявил: «Если задержанные поговорят с Балушкиным и убедят его отдать все свое имущество, то мы готовы рассмотреть возможность о прекращении уголовного дела в отношении восьми сотрудников Бипэка».
Адвокаты это прекрасно слышали, все свидетели это слышали. Только вот суд на это никак не отреагировал.
Получается, пока за наших родных не выплатят выкуп, их не отпустят?! Интересно еще то, что «потерпевшая сторона» никак не может определиться с суммой ущерба, который без каких-либо на то оснований вырос на несколько десятков миллиардов тенге с 14 до 61.
Представитель банка не может четко аргументировать обвинение, не может ответить практически ни на один вопрос наших адвокатов. И для него не важно, что 8 человек уже почти три года варятся в выдуманном уголовном деле, подорвали свое физическое и психическое здоровье, лишены нормальной жизни.
В сентябре будет три года, как мы боремся за правду, за то, чтобы нас услышали. Несмотря на то, что система против нас, мы настроены идти до конца. Возможно, кто-то посчитает меня слишком наивной. У меня гипертрофировано чувство справедливости и ничего, кроме победы, для своей семьи, для остальных семей, для большого холдинга я не вижу. Чтобы доказать невиновность наших близких, мы готовы на все, на любые шаги, если нужно будет раздеться до гола на площади, я это сделаю. Если не будет победы, то я вообще не представляю, как можно продолжать жить в этой стране.

Беседовал Андрей Мерчинский

Телеграм-канал ИДУ ПО СЛЕДУ, сайт www.posledu.info